KHL.RU: Сапожник, портной – кто ты будешь такой?

KHL.ru продолжает серию материалов в рубрике «Профессия». Нашим сегодняшним героем стал мастер по экипировке подольского «Витязя» Виктор Цыплаков. Представители этой специальности редко попадают на экраны телевизоров или на газетные полосы. Между тем, без них не может обойтись ни один хоккейный клуб.

Наточить коньки, зашить перчатки или починить комплект защитной амуниции – это все они. Словно умельцы из детской считалочки, строка из которой вынесена в заголовок к этому материалу. А еще эти люди больше других рискуют пострадать от случайной шайбы, поскольку обычно стоят на скамейке запасных впереди всей команды.

Цыплаковы – династия в отечественном хоккее знаменитая. Ее основателем стал Виктор Васильевич Цыплаков, нападающий московского «Локомотива» и сборной СССР 60-70 годов. Дело отца продолжил Виктор Викторович, наш сегодняшний герой. Правда, играл он в основном на любительском уровне, зато послужил любимому виду спорта в другом качестве. Цыплаков-младший работал сервисменом в столичном «Спартаке», петербургском СКА и сборной России, вместе с которой завоевал титул чемпионов мира в 1993 году. Сейчас он трудится на том же посту в подмосковном «Витязе».

Нынче семейное дело перешло в руки внука Максима. 20-летний форвард прошел школу Молодежной хоккейной лиги, побывал в аренде в разных клубах, а теперь проводит свой первый полноценный сезон в КХЛ в основном составе «Спартака».


«Гости с другой планеты»

- Виктор, ваш отец был известным хоккеистом, игроком сборной СССР. В детстве это приносило больше плюсов или минусов?

- Плюс заключался в том, что у меня не было проблем ни с клюшками, ни с хоккейной формой. Кроме того, я мог посещать любые матчи - даже те, на которых царил аншлаг. С другой стороны, отца я практически не видел. Он всё время находился на сборах да в разъездах и появлялся дома очень редко. Конечно, все вокруг знали, что я – сын знаменитого Цыплакова. Но на отношении ко мне это не очень сказывалось. Я учился в обычной школе и жил жизнью простого советского мальчишки: уроки, дворовые игры, приготовление домашних заданий.

- Знаменитости заглядывали в гости?

- Чаще всего к нам наведывался Николай Эпштейн, создатель воскресенского «Химика». Его команда в ту пору рвалась в элиту советского хоккея, и он искал для нее усиление. Валентина Козина ему уже удалось уговорить, и теперь Эпштейн имел виды на отца. Папа к тому моменту уже покинул сборную, тогда 30-летние игроки считались безнадёжными ветеранами. И Николай Семенович у нас дома вёл с ним долгие задушевные разговоры. Потом мы с ним часто встречались в жизни, и всякий раз он относился ко мне очень тепло. «Витюх, ты помнишь…?» - по-отечески хлопал Эпштейн по плечу. А я поражался: человеку было глубоко за семьдесят, а он умудрялся сохранять такую острую память.

- Ваш отец два года выступал в австрийском Клагенфурте. Семью брал с собой?

- Родных брать в капиталистическую страну запрещалось, с этим было строго. Приходилось ждать приезда отца по окончании сезона. Зато однажды, уже после его окончательного возвращения, «Клагенфурт» прилетел в Москву на матч Кубка европейских чемпионов с ЦСКА. Был тогда такой турнир: каждый раунд состоял из двух поединков, дома и на выезде. И отец пригласил нескольких бывших партнёров и тренеров команды к нам домой. За границей посиделки вроде этой обычно проходят в ресторане. Но вы представляете, сколько нужно было денег, чтобы как следует угостить такую компанию?!

И родители решили ограничиться семейным форматом. Естественно, постарались не ударить в грязь лицом. Мама выставила на стол всё, что было в доме. Когда австрийцы переступили порог, у них даже лица вытянулись. К такой сервировке они не были готовы: думали, всё будет проще. Я тоже смотрел на них во все глаза, но по другой причине. Для меня это были словно гости с другой планеты. Кстати, отец до сих пор поддерживает отношения с некоторыми игроками из той команды. Например, их бывший вратарь сейчас является президентом «Клагенфурта».

«С женой познакомился на катке»

- Ваш отец - настоящий фанат спорта, продолжает бегать даже в свои 80 лет. В детские годы он вас сильно гонял?

- Папа пытался приобщить меня к спорту, таскал с собой на утренние пробежки. Но мне это занятие не очень нравилось, и я всячески отлынивал. Можно было заставить, сломать через колено. Но отец не стал этого делать: понял, что это не мое. Хотя спорта всё равно хватало: я занимался плаванием, потом играл в баскетбол, настольный теннис... А зимой вовсю гонял во дворе в хоккей. Прямо перед нашим домом была площадка, на которой заливали лёд.

- Благодаря спорту вы познакомились со своей женой, которая серьёзно занималась фигурным катанием. Встреча произошла на стадионе?

- Точно. Она готовилась к очередной тренировке на «Локомотиве», а я там как раз заливкой льда занимался. Всё интересовался у неё, хороший получился или нет. Лена доросла до кандидата в мастера спорта, но на этом всё и закончилось. В сборную попасть было невозможно, конкуренция царила просто запредельная. Потом стала тренером, целыми днями пропадала на катке. Поэтому и к моим нынешним отлучкам относится терпеливо. Понимает: дело - есть дело.

- В хоккейном «Спартаке» сейчас играет ваш сын. Сердце между двумя клубами не разрывается?

- Нужно разделять работу и семейные дела. Скажу так: я слежу не за «Спартаком», а за сыном. Максим увлёкся хоккеем сам, никто его не агитировал. Начал заниматься на стадионе «Центральный», шестилетним пацаном вставал затемно, чтобы пойти покататься – благо арена у нас через дорогу. Я всегда считал, что человек должен реализовать себя. В какой области - это уже вопрос второй. Главное, чтобы потом не хвататься за голову: мол, ошибся с областью применения талантов.

«Гриньков - борец за справедливость»

- Вы работали массажистом сборной Советского Союза по фигурному катанию. Своя специфика по сравнению с хоккеем там имеется?

- Конечно, в фигурном катании ребята более субтильные, чем наш брат-хоккеист. Я часто шутил: «У вас две ноги, как у нас – рука». Зато интеллект другой, и воспитание тоже. Да и коллектив смешанный, а не чисто мужской. Меня, случалось, одергивали: «Ты чего ругаешься?». «Мне можно, я же сапожник», - отшучивался тогда. Я уже занимался мелким ремонтом, в том числе и коньков – так что имел право так себя называть.

- В ту пору в сборной СССР выступал весь цвет мирового фигурного катания. Каким запомнился, например, Сергей Гриньков?

- Он был очень эмоциональным, но отходчивым. Тонко чувствовал справедливость и не боялся бороться за неё. Как-то раз объявили, что меня не берут на сборы. Объяснили это отсутствием дополнительной ставки. Первым против выступил тогдашний врач сборной Виктор Аниканов. «А вдруг у кого-нибудь травма, или ещё что-то приключится?» - начал возражать он. Доктора решительно поддержал Гриньков: «Раз такое дело, мы все скинемся и оплатим поездку массажиста. Он нам нужен». В итоге на те сборы меня взяли.

Однако лидером в их дуэте была всё-таки Катя Гордеева. Это только со стороны казалось, что она – маленькая и нежная. Несмотря на всю внешнюю хрупкость, у этой фигуристки была несокрушимая воля и стальной характер. Всё всегда было так, как скажет Катя.

- Фигурное катание славится своими непростыми отношениями даже в рамках одной команды. Первая пара часто враждует со второй, сзади их поджимает третья. Довелось это почувствовать на своей шкуре?

- Когда я только пришел в сборную, Аниканов спросил: «Ты чего-нибудь соображаешь в фигурном катании?» - «Ничего». «Значит, тебе повезло», - коротко резюмировал он. Этого девиза я и старался придерживаться. Составлял расписание сеансов массажа так, чтобы всем было удобно. Никого не выделял, но при этом старался ни с кем особенно и не сближаться. Тут ведь как: если для одного ты друг, то для другого автоматически становишься врагом. Поэтому все скандалы шли абсолютно мимо меня.

Хотя нервное напряжение в этом виде спорта, конечно, колоссальное. На Олимпийских играх-1994 в Лиллехаммере я первый раз оказался в раздевалке фигуристов перед выступлением. Тогда как раз должны были кататься танцоры, у ребят вместе переодевались Женя Платов, Саша Жулин, Кристофер Дин… Рядом, в соседней раздевалке – их партнерши: Майя Усова, Оксана Грищук, Джейн Торвилл. Все претенденты на олимпийские медали – в одном помещении, все настраиваются и готовятся друг у друга на глазах. Я зашёл и поразился: тишина просто гробовая. Муха пролетит, и то слышно. Сразу понял, что оказался там не вовремя. И бочком, бочком – к выходу.

«Эта опасная шайба»

- Вы работали со многими тренерами, которые далеко в карман за резким словом не лезут. Например, от Бориса Михайлова в питерском СКА и сборной России сильно доставалось?

- Под горячую руку попадался. Сначала бывало обидно, потом отходишь. В конце концов, именно главный тренер отвечает за судьбу команды... Вообще, людям с повышенной чувствительностью работать в обслуживающем персонале трудно. В спорте царят страсти, а в наплыве эмоций чего не скажешь?! Кровь играет, но дело делать всё равно нужно.

- Андрей Назаров - самый эмоциональный тренер в вашей жизни?

- Он специфический человек, да. Когда команда проигрывала, старался всячески завести ребят. С учетом его физических габаритов иногда получалось впечатляюще. Сейчас часто вспоминают его драку с болельщиками в Минске, но тогда Назарова спровоцировали. Зрители стали кидаться в команду бутылками с водой. Мы были отличной мишенью, ведь в то время скамейки запасных были еще открытыми. Навесы и боковые стенки из плексигласа начали делать как раз после того случая. А тогда откуда-то сбоку прилетел двухлитровый баллон, наполовину наполненный водой. Хорошо я успел отпрыгнуть в угол, не задело.

- Во время матча сервисмены обычно стоят у самого бортика, впереди команды. Шайбой попадало?

- И не раз. Игрок делал проброс по борту, кто-то подставил клюшку – рикошет. Я видел шайбу в полете, но увернуться не успел: все произошло в считанные доли секунды. Пришлось идти с врачом в раздевалку накладывать швы. Это я ещё легко отделался, бывали случаи и покруче. В Ханты-Мансийске наш игрок попал доктору соперников в голову. У того – сотрясение мозга, трепанацию черепа делали.

- Так ведь и убить можно.

- На нашем матче был летальный случай. «Витязь» проводил товарищескую встречу со сборной Норвегии в Сокольниках. Игрок выбросил шайбу, та полетела на центральную трибуну. Там сидели две подруги, увлекшиеся разговором. Шайба попала одной в переносицу, сломала гребень носовой перегородки. До больницы её довезли, но спасти не успели.

«Сервисмен – профессия беспокойная»

- Говорят, специалист по экипировке - одна из самых беспокойных должностей в хоккейной команде.

- Так и есть. В дни домашних матчей я появляюсь на стадионе около девяти утра и ухожу в районе одиннадцати вечера. На выезде режим ещё более напряженный. После игры нужно собрать всё имущество, упаковать и отвезти в аэропорт для вылета на следующую игру. Раньше у сервисменов багажа было не очень много – станок для точки коньков, фен для просушивания перчаток, инструмент для ремонта... Зато теперь груза на пять-шесть ящиков набирается.

Хорошо ещё, команды сейчас летают чартерами. А раньше на матчи добирались регулярными рейсами. Это значит: после игры около полуночи вернулись в гостиницу, а уже в четыре-пять утра надо вставать. Но даже с чартерами времени у сервисменов остается впритык. После прилёта команда отправляется в гостиницу отдыхать, а мы сразу же едем на стадион. Стирка формы, сушка и прочие прелести жизни… Нужно, чтобы утром игроки приехали на раскатку и получили готовую экипировку и инвентарь. Об отдыхе в это время не думаешь, отсыпаться будем потом.

- Часто приходится заниматься ремонтом прямо на скамейке запасных во время матча?

- Обычно у нас лопаются «стаканы» у коньков, чаще всего после попадания шайбы. Приходится накладывать заплату прямо по карбону. Зато со сломанными лезвиями теперь гораздо проще. В таком случае не нужно менять весь конек, достаточно ставить новое лезвие. У меня есть запасные для каждого игрока. Случись поломка, за две-три минуты можно исправить. Однажды у нас одному хоккеисту попали шайбой в лоб, так у него шлем треснул. Тут уже ничего не поделаешь, нужно надевать новый. При этом куски шлема проломились внутрь, но не нанесли игроку травмы.

- Качество экипировки в последние годы шагнуло вперед.

- Ведущие бренды не стоят на месте, всё время стараются придумать что-то новенькое. Сейчас, например, многим игрокам делают коньки под заказ. В «Витязе» такие были у Максима Афиногенова. В принципе, это не очень сложно. С ноги снимается мерка, после чего ботинок изготавливается точно под заказчика, с учётом всех анатомических особенностей его стопы.

Проблема большинства современных коньков в том, что для их изготовления используется очень мягкая сталь. Помню, одному нашему судье на каком-то из уральских заводов отлили лезвия из титанового сплава. Сделали нужную форму, а потом отштамповали несколько пар. Вот тем лезвиям сносу не было. Если бы их запустить в массовое производство, все самые известные производители хоккейной экипировки остались бы без работы! (смеется). - Были ли в вашей практике хоккеисты, отличавшиеся на фоне других своим отношением к экипировке?

- В нашем деле большую роль играют суеверия или просто привычка игроков к определенным аксессуарам. Скажем, Максим Афиногенов, сколько его помню, всё время выступал в «Витязе» в одних и тех же наплечниках. «Макс, пора уже выбрасывать. Тут даже пришивать некуда, материал истлел, рвётся», - говорю. «Нет, ты постарайся. Это мои любимые, я в них еще на чемпионате мира играл», - настаивает он. Приходилось как-то выкручиваться, фантазировать.

- Этому тоже нужно учиться?

- Честно говоря, всем своим навыкам я обучался на ходу. Чинить перчатки выучился у отца: увидел, как он вставил внутрь «ладошку», взял леску и зашил. Меня это заинтересовало, решил попробовать сам. Ремонтировать «стаканы» научился у знаменитого в хоккейных кругах сапожника Яши Островского. Потом освоил клепку и точку коньков.

Чтобы делать определённые вещи, нужен не только навык и наличие серого вещества в черепной коробке, но и запас расходных материалов. Поэтому я храню у себя разный хлам – обрывки старой экипировки, куски кожи и ткани, мотки проволоки. У меня лежит драная «защита» Саши Королюка, порванные хоккейные трусы Даниила Маркова... Много раз доводилось слышать от окружающих: «Да выброси ты это ненужное барахло!». «Выбросить-то можно, да где я потом всё это найду?», - отвечаю.

- Заточка коньков имеет свои тонкости?

- Конечно. У меня стоят четыре станка, каждый со своими настройками. Кто-то любит желобок поглубже, кто-то – помельче. Одному нужны грани, как лезвия бритвы, другой предпочитает потупее. Существуют специальные таблицы, по которым можно рассчитать, какой остроты должен быть конёк в зависимости от роста и веса его обладателя. Но на деле всё равно всё зависит от субъективных ощущений самого хоккеиста.

Например, один из наших нынешних игроков просит поточить ему лезвия перед каждой тренировкой. А уже упомянутый Даниил Марков приносил свои раз в несколько месяцев. Да еще говорил: «Ты сделай так, чтобы они потупее были». Это значит, после точки лезвия ему нужно было подтупить, чтобы не было острой кромки. В начале сезона сил у ребят много, им надо сделать поострее, под занавес чемпионата – наоборот. Имеют значение и другие факторы - качество воды для заливки льда, температура воздуха в зале… Но при этом от меня требуется угодить каждому. Задача сервисмена - помочь игроку продемонстрировать на льду все свои лучшие качества. Если это удалось, - значит, с делом своим я справился.

https://www.khl.ru/news/2018/11/18/416660.html